Родиться надо богиней - Страница 74

— Я надел его в тот день, когда пропала Вириэль, думая, что она убита. В память о племяннице и в напоминание о мести. Больше у малышки не было близких родственников. Ее мать — мою сестру — и отца унесла та же проклятая болезнь, что и Салиль, мою жену… Если б мы не пустили того чужестранца в город, все могло бы быть иначе. Он принес Черную смерть. Талерин, не знакомый с болезнями людей, не смог распознать угрозы, ибо этот несчастный не ведал, что натворил. Салиль — моя нежная супруга, дивный, хрупкий цветок, лучшая целительница Меллитэля, пыталась вылечить его и заразилась сама. Пока искали средство для исцеления, умерло сто девяносто три эльфа. Не помог даже сок Талерина. Они все погибли в страшных мученьях. Я держал Салиль на руках, а она молча терпела боль, улыбалась мне, желая утешить. Лишь слезы капали из прекрасных глаз… Единственного, что не тронула болезнь на ее лице. А я ничего не мог сделать. Тот, кто принес гибель, сам умер первым, но разве это утешенье? Тех, кто ушел следом, оно не вернет. Не знаю, почему я говорю все это тебе, чужестранка? Зачем? Я молчал столько лет…

Король качнул головой и замолчал.

— Наверное, потому, что считаете, что я и так все уже знаю, и вы правы, мне действительно многое известно, потому, что завтра меня здесь уже не будет, а еще вы желаете услышать слова утешения, но я не умею утешать. Если желаете, я расскажу вам, что думаю, — мягко ответила принцесса, скука покинула ее столь же неожиданно, как накатила.

— Да, желаю, — неожиданно для себя сказал Илоридэль.

— Боль от потерь трудно проходит, особенно если мы теряем того, кого любили всем сердцем. Но на смену былой любви приходит новая, сердце не умирает навсегда. Нельзя запирать двери. Вы ведь это понимаете, да и герцог Аллариль тоже. Пока продолжается жизнь, продолжается и любовь. Те, кто уходят, остаются в нашей памяти, мы не можем, да и не должны переставать их любить, но зачем же быть эгоистами. Плач о том, что душа близкого нам существа покинула тело, когда ей пришло время, — это жалость к себе. Тот, кто ушел, обретет новую судьбу, новое счастье. Остающийся оплакивает собственную участь, собственную разлуку с дорогим человеком. Это ли не эгоизм? Вы скорбели об ошибке, которую допустили, впустив больного смертного в город, считая, что болезни людей не коснутся эльфов. Я знаю, как в таком случае поступили бы вампиры: они умертвили бы несчастного с безопасного расстояния, а тело сожгли. Хотите стать вампиром? Думаю, нет. Вы поступили так, как велела вам ваша суть, суть Детей Света, тех, кого даже вампиры зовут Дивным Народом. Вы не могли сделать иначе. Милосердие живет в ваших сердцах, Владыка, хоть вы и стараетесь спрятать его за стеной отстраненности. И за это приходится платить жестокую дань жестокому миру. Но ведь вы бы предпочли, я точно знаю, передохнуть все, но не утратить этого дара. Так за что же вам упрекать себя? За то, что вы — это вы, эльфы?

В комнате на несколько секунд стало абсолютно тихо. Только птичья трель да стрекот насекомых за окном напоминали о том, что в мире есть еще что-то, кроме этого островка молчания. Наконец король заговорил:

— Знаешь, рианна, я уже давно не чувствовал себя так легко и спокойно, как сейчас. Ты сняла камень с моего сердца. И только теперь я понимаю, насколько мне было тяжело все эти годы. Благодарю. Кажется, теперь я знаю, что нашел в тебе мой сын. Жаль, что ты не останешься с нами. Твоя мудрость пригодилась бы нам.

— Не говорите ерунды, ваше величество, я сумасбродная, жестокая, распутная девчонка. Сейчас мне хочется быть мудрой, и я такова, но кто знает, что мне взбредет в голову завтра. Ваше счастье, что я не стремлюсь задерживаться в Меллитэле надолго. Вы же первые, устав от моих выходок, через неделю вежливо попросили бы меня вон, а через месяц вытолкали бы силой, — ухмыльнулась принцесса. — Ну да хватит философских разговоров. Сегодня я выполнила по ним недельную норму. Давайте лучше займемся Вириэль. Мне и самой любопытно глянуть, что поделывает ваша племянница.

Приняв из рук короля кольцо, принцесса быстро сплела заклинание. Установить связь вещи с владелицей и сотворить заклинание видимости было делом нескольких секунд. Такие упражнения колдунья проделывала частенько. Но прежде, чем активизировать заклинание, Элия пристально посмотрела на эльфа и заявила:

— Кстати, предупреждаю, Владыка, не вздумайте уговаривать Вириэль вернуться, обещая ей все простить и забыть. Никого дороже избранника теперь для девушки нет и не стоит пугать ее уговорами.

— Я понял, — вздохнул Илоридэль, выслушав инструкции.

— Тогда смотрите, ваше величество, — велела Элия королю и привела заклинание двусторонней видимости в действие.

Илоридэль впился взглядом в изображение. Маленькая, но очень чистенькая комната какой-то таверны, где всей мебели — большая кровать с толстым стеганым покрывалом, стол с серым полотнищем льняной скатерти, и пара стульев. Его племянница Вириэль в одной ночной рубашке сидела на коленях у клыкастого чудовища, что-то ласково щебетала, перебирая пальчиками длинные густые волосы полуобнаженного вампира, и с восхищением смотрела в его красноватые глаза, не замечая ничего вокруг. Сейчас она видела только свою "половинку", и ничто в мире земном не волновало ее, кроме любви. Впрочем, Элия тут же решила, что в отличие от девушки, предусмотрительный вампир подумал и о "хлебе насущном". Судя по толстой серебряной цепочке на его груди, мужчина бежал из Виртарида не с пустыми руками и обосновался в трактире, а не где-нибудь в шикарном особняке только по одной единственной причине — сознавал необходимость заметать следы и скрываться.